Член палаты представителей Мурхед остановился также на некоторых последствиях упомянутого увеличения штата Белого дома: «...мы являемся свидетелями разрастания в геометрической прогрессии штата Белого дома — ответственные за принятие политических решений деятели из различных агентств и министерств объединены под незаконным прикрытием Белого дома, название которому— «президентская неприкосновенность...». Начиная с 1969 г. штат Белого дома увеличился на 100%. Удивительно, но многие из этих сотрудников считаются личными советниками президента и не подотчетны конгрессу.
Ранее в этом году (1972) наша подкомиссия хотела, чтобы г-н Герберт Клейн, директор службы информации президента, предстал перед группой бывших помощников по печати. Он отказался.
Подкомиссия пригласила также г-на Дэвида Янга, главного автора нового постановления правительства о секретных документах. Он тоже отказался. Даже Дональд Рамсфелд, глава Совета по проблемам стоимости жизни, отказался отчитаться перед этой подкомиссией, прикрывшись титулом советника президента.
Я спрашиваю Белый дом — что же делать конгрессу? Может быть, нам следует довольствоваться уверениями Белого дома, что все идет прекрасно, как это следовало из ничего не стоящих заверений бывшего агента по рекламе Диснейленда (Рон Зиглер, пресс-секретарь президента)? По-моему, нет» [44].
Вопиющим примером последствий подобного развития служит создание в 1972 г. при Белом доме Управления по политике в области телекоммуникаций (УПТ). Это ведомство консультирует президента по таким вопросам, как связь через спутники, кабельное телевидение, общественное радиовещание и возобновление лицензий коммерческих станций, т. е. по всем вопросам, входящим в юрисдикцию Федеральной комиссии связи.
Член палаты представителей Лионел Ван Диерлин также пытался разобраться в этой быстро выходящей из-под контроля ситуации и пришел к следующему выводу: «Меньше чем за два года подчиняющееся президенту Никсону Управление телекоммуникаций Белого дома приобрело черты новейшей вашингтонской империи. Его персонал уже теперь в пять раз превышает персонал комиссии конгресса с аналогичными компетенциями. В управлении насчитывается 65 штатных сотрудников, т. е. больше, чем весь персонал Белого дома до второй мировой войны» [45].
Председатель подкомиссии по коммуникациям палаты представителей США Торберт X. Макдональд обвинил УПТ в том, что оно открыло вспомогательное подразделение в министерстве торговли и что между УПТ и группой в министерстве торговли «существует еще 300 групп (на содержание которых тратится свыше 10 млн. долл.) , выполняющих работу, порученную конгрессом Федеральной комиссии связи более 40 лет тому назад» [46].
С момента вступления Генри Киссинджера в должность советника президента по вопросам внешней политики конгресс практически утратил возможность оказывать влияние на решение вопросов и в этой области. Киссинджер и штат его Совета национальной безопасности, «узурпировавшего сферу дипломатических функций», отказываются отчитываться перед комиссиями конгресса (ранее это являлось установившейся практикой государственного департамента), прикрываясь все той же президентской неприкосновенностью» [47].
Ряд наиболее важных функций правительства и связанной с ними информации полностью скрыт от контроля общественности и конгресса в недоступных управлениях Белого дома. В этих новых условиях нарушаются даже принципы представительной демократии.
Другие департаменты и ведомства правительства, особенно те, что осуществляют управление экономикой, также стремятся хранить тайну относительно своей деятельности. Например, Центральное финансово-контрольное управление (ЦФКУ), в чьи законные функции входит контроль и проверка всех одобренных конгрессом правительственных программ, жалуется, что ему отказывают в доступе к информации и данным по многочисленным программам, осуществляемым министерством обороны, государственным департаментом, департаментом налогов и сборов и другими могущественными ведомствами.
Директор ЦФКУ — главный ревизор Соединенных Штатов — вынужден был осенью 1971 г. обратиться к министру обороны со следующим посланием: «Я полагаю, вы поймете мою озабоченность тем, что министерство обороны все настойчивее препятствует Центральному финансово-контрольному управлению исполнять наложенные на него конгрессом обязательства в сфере международных вопросов» [48].
Сам конгресс, остро критикующий исполнительную власть за скрытие информации, также весьма неохотно приподнимает завесу над своей деятельностью. В ежегодном обзоре секретных заседаний комиссий конгресса «Конгрешнл Квортерли» пишет, что в 1971 г. 36% слушаний в комиссиях прошло при закрытых дверях. В 1972 г. 40% слушаний прошло в обстановке секретности. Более того, приведенные статистические данные далеко не полностью отражают действительное положение дел. В основных комиссиях, там, где принимаются решения по таким жизненно важным вопросам, как война, налоги, распределение ресурсов, процент закрытых заседаний значительно выше. Например, в 1971 г. Комиссия по ассигнованиям палаты представителей провела 92% из 455 заседаний при закрытых дверях, 62% заседаний постоянной бюджетной комиссии палаты представителей также были закрытыми. Среди комиссий сената с числом закрытых заседаний выше среднего можно назвать такие, как по аэронавтике и космическим наукам (30%), по вооруженным силам (79%), по международным отношениям (43%), по процедурным вопросам (68%), финансовая комиссия (47%), комиссия по атомной энергии (35%)[49].
Парадоксально, но с принятием 4 июля 1967 г. закона о свободе информации процент закрытых заседаний лишь увеличился. Закон этот, на принятие которого его сторонники затратили свыше десяти лет, должен был положить конец секретности правительственной информации. К сожалению, сфера его действий ограниченна и не распространяется на ряд агентств и ведомств, которые более других склонны к засекречиванию своей деятельности. Согласно этому закону, любой гражданин имеет право ознакомиться с архивами любого правительственного учреждения. Однако закон предусматривает и ряд исключений. Наиболее важными исключениями с точки зрения нашего анализа являются те, которые касаются основ национальной структуры власти.
Закон предусматривает девять исключений, когда утаивание информации разрешается. Три из них существенно подрывают обеспечение свободы доступа к информации: «(1) когда, согласно распоряжению правительства, информация должна сохраняться в тайне в интересах национальной обороны или внешней политики; (2) торговые секреты, а также коммерческая или финансовая информация, полученная от какого бы то ни было лица и не подлежащая оглашению или конфиденциальная; (3) геологическая или геофизическая информация и данные, включая карты скважин» [50].
Согласно этим исключениям, военная машина, вопросы внешней политики, касающиеся корпоративных интересов, а также решения, связанные с распределением ресурсов, оказались под прикрытием информационной неприкосновенности. Например, старший редактор «Нью-Йорк таймс» Джеймс Рестон жаловался, что «секретность информации чрезвычайно затрудняет расследование военных прибылей. Новый закон о свободе информации лишь теоретически распространяется на правительственные контракты. Попытки «Нью-Йорк таймс» и других газет получить информацию были отклонены на основании других законов, охраняющих эти контракты от разглашения» [51].
Приведем в качестве примера еще несколько выдержек из документов международного отделения Центрального финансово-контрольного управления: «Мы не смогли в должное время завершить работу и представить отчет в силу отнимающей много времени проверки, проводимой государственным департаментом и министерством обороны перед тем, как предоставить нам необходимые архивы. Нашей работе в значительной степени мешало нежелание ведомств предоставлять в наше распоряжение документы, доклады и архивы, которые, по нашему мнению, были нам необходимы. В общем мы получили доступ лишь к тем документам, которые мы смогли точно указать и востребовать, но и к ним доступ был предоставлен лишь после длительных проверок на различных уровнях указанных ведомств[52].